Благовещенский Н.А. Типы личности педагогов

Nikita_Blagoveschenskij_—_Uchitel_i_uchenik._Mezhdu_Erosom_i_TanatosomГлава из книги: Никита Александрович Благовещенский «Учитель и ученик: между Эросом и Танатосом. Психоанализ педагогического процесса». СПб.: Символ-Плюс, 2000. – 224с.

Анальный учитель.

Я повторю сперва, чтобы не нужно было возвращаться к предыдущим главам, общее описание типа. Анальный характер связан с анальной фиксацией, то есть с фиксацией на анальной стадии психосексуального развития. Как писал Фрейд в статье «Характер и анальная эротика», люди с анальным характером обнаруживают, как правило, присутствие трех базовых черт: аккуратности, бережливости и упрямства. Аккуратность связана с теми навыками опрятности, к которым ребенка приучали во время анальной фазы, к опрятности, связанной, в первую очередь, с актом дефекации. Кроме того, стремление к порядку, к систематизации имеет под собой тенденцию осуществлять тотальный контроль над окружающим миром, а функции контроля как раз в этот период — с года до трех лет — и формируются. Бережливость имеет отношение к удовольствию от стремления удерживать у себя что-то ценное, как ребенок получал, сидя на горшке, удовольствие от задержки кала, от удерживания в себе некой ценности. Поставить упрямство в связь с интересом к дефекации тоже не так уж трудно — именно на горшке ребенок впервые отрабатывает свое своеволие, свою способность настоять на своем, сделать так, как хочется ему, а не ухаживающим за ним взрослым. К перечисленным Фрейдом чертам следует добавить явные садистические тенденции — стремление мучить окружающих, чтобы они чувствовали, в чьей они власти и под чьим контролем находятся, и тогда можно говорить об анально-садистическом характере. Выраженный анальный тип — это пушкинский Скупой рыцарь.

Правда, иногда анальные стремления вследствие их социальной непрезентабельности вытесняются и обращаются в свою противоположность — и человек становится безалаберно расточительным, беспорядочным, как Митенька Карамазов, но обычно в таком случае в поведении ощущается некая нарочитость, болезненность, «надрыв», как говаривал Федор Достоевский.

Должен признаться, что в моей практике не было ни одного случая, чтобы какой-либо педагог обратился за консультацией по поводу своих агрессивных или садистических импульсов, несмотря на то, что наблюдал со стороны оных их очень много. Я полагаю, что педагоги очень успешно рационализируют и интеллектуализируют свои агрессию и садизм, уверяя самих себя, что они, применяя жесткие и жестокие меры воздействия, заботятся о пользе учащихся, а не удовлетворяют свои собственные потребности. Кроме того, педагоги, особенно со стажем, вообще не слишком охотно обращаются за консультативной помощью. Дело тут, скорее всего, в том, что у педагогов, особенно давно работающих на ниве просвещения, с годами наступает профессиональная деформация личности. Наверное, многие наблюдали, как учителя с большим стажем учат все и вся вокруг, всем делают замечания, считают, что они в любом вопросе компетентнее окружающих. Поэтому такие люди часто не воспринимают ничьих советов, полагая, что они и так все знают лучше всех и, наоборот, готовы сами всех поучать и всем давать советы.

Но вернемся к нашему анальному типу. Примеров здесь может быть приведено великое множество. При этом сбить педагога с занятых садистических позиций необычайно трудно. Напомню, что одной из отличительных черт анально-садистического характера является упрямство, аффективная и мотивационная ригидность, поэтому педагоги-садисты упорствуют в своем поведении. Кроме того, применяемые бессознательные Эго-защиты, все эти рационализации и интеллектуализации, имеют несколько рубежей обороны. Схема построений на когнитивном, сознательном уровне обычно такова: я сам (или сама) мучаюсь, сам страдаю от своей твердости и принципиальности, но интересы дела — воспитания и обучения подрастающего поколения — требуют жестких мер. Восприятие себя как жертвы обстоятельств позволяет удовлетворять одновременно и садистические, и мазохистические импульсы, а мазохизм — это обратная сторона садизма, часто в сексопатологии даже говорят об едином садомазохистском комплексе. Когда это все еще подпитывается и групповыми реакциями негативного переноса со стороны учащихся, то разорвать этот порочный круг взаимоотношений становится очень непросто. Чтобы конфронтировать педагога с его позицией, требуется какой-либо эксцесс, чтобы ситуация вышла из-под контроля и в нее включились заинтересованные внешние силы, к примеру, администрация учебного заведения, родители учеников или психиатр, как это было в случае доктора Н.В.Краинского и педагога-убийцы. Но это происходит довольно редко, так как анально-садистическим личностям свойственно умение контролировать различные ситуации и свое поведение: аккуратность, склонность к сверхконтролю — одна из характерных черт анального типа. Напомню, что инспектор Косаковский обратился к врачу отнюдь не по поводу своих садистских выходок, а в связи с невротическими расстройствами — бессоницей, тоской, депрессией. Всплывшие истории с доведением до самоубийства явились побочными симптомами, на которые пациент доктора Краинского жалоб не имел. Вероятнее всего, он объяснял свое поведение печальной общественной необходимостью — молодые граждане страны должны иметь отличное образование, или им лучше и не жить — я думаю, он говорил сам себе что-нибудь в этом роде. Агрессивные, садистические импульсы таких педагогов имеют источником, помимо своих бессознательных влечений, еще и конкордантную интроективную идентификацию с агрессией учащихся, которая в свою очередь является реакцией негативного переноса. Этот негативный перенос еще и усиливается в результате взаимоидентификации между учащимися и противопоставления группы педагогу (оппозиция — противостояние родителям, родительским фигурам и вообще миру взрослых — одна из типичных подростковых реакций).

Чтобы вдохнуть жизнь в портрет анально-садистического педагога, я от абстрактных разговоров обращусь к какому-либо реальному лицу из наблюдаемых мной. Напомню, что я не нарушаю принципа конфиденциальности, поскольку это лицо за консультациями или психотерапией ко мне не обращалось, а просто было часто на виду, но все же некоторые реалии, я по понятным причинам, решил изменить. Итак, назову ее Гантенбайн… Нет, слишком длинно. Назовем ее Вера. Вера работает завучем и учителем в школе с углубленным изучением… не важно чего. Она очень аккуратна. Основное направление ее деятельности — держать все, вообще ВСЕ, под контролем. В этом, в основном, и проявляются ее анально-садистические импульсы. Дело в том, что садисты, с психологической точки зрения, компенсируют собственную неуверенность в окружающем мире, воспринимаемом как враждебный, посредством того, что добиваются над ним тотального контроля, так же как ребенок добивается контроля над окружающими взрослыми, сильными и тем опасными людьми, посредством акта дефекации. Жертвы садистов, попадающие в их полную власть, милы им тем, что их можно держать под своим контролем, их можно мучить, пытать, а они ничего не предпримут в ответ. Садист играет со своей жертвой, как кошка с мышкой, он получает наслаждение от того, что взял под контроль хотя бы часть опасного и тревожащего своей непредсказуемостью мира. Крайняя степень садизма — это некросадизм, издевательство над трупами, которые уж точно ничего не могут предпринять опасного. Так вот, Вера не издевалась над трупами, она контролировала, точнее, пыталась контролировать, как я уже сказал, ВСЕ. Она могла позвонить заполночь подчиненным учителям, чтобы напомнить, что у них завтра урок — причем, по обычному расписанию — а затем смотрела, пришли ли они вовремя. Она постоянно проводила какие-то советы, совещания, придавая им чрезвычайные важность и значимость, где подробно инструктировала, кому, когда, что и как необходимо сделать. Что касается школьников и уроков, то Вера больше всего любила составлять списки, гистограммы, рейтинги учеников, проставляя в своих тетрадях баллы за каждое выполненное задание по одной ей ведомой системе. Поскольку по своим служебным обязанностям Вера должна была следить еще и за поведением учащихся, то она завела особую тетрадь, куда вносила все их проступки, пользуясь системой кодов — квадратиков, крестиков, кружочков и разными цветами фломастеров, чтобы, как она говорила, «сразу была видна общая картина и динамика поведения». Ее идеалом мог бы быть, вероятно, Карабас-Барабас, у которого в руках все ниточки — дергая за них, можно управлять мертвенькими куклами, безропотно пляшущими под заказываемую музыку. Все бы ничего, но, во-первых, куклы часто, к несчастью, оказывались не мертвенькими, а, даже напротив, вполне живенькими, и, во-вторых, Вера, естественно, в этих бесчисленных бумажках погрязала, запутывалась и, теряя контроль над жертвами своих агрессивно-садистических импульсов, подчиненными и школьниками, впадала в тревогу, причем в тревогу так называемую персекуторную, связанную с идеями о преследовании. Ей начинали мерещиться козни коллег, начинало казаться, что детей против нее настраивают, подговаривают, хотят ее опорочить.

Если говорить об анальной символике, то Вера, пачкая бумагу, символически, можно сказать, подтирала бумажками свои испражнения, удовлетворяя заодно таким образом анально-эротические влечения. Поскольку полностью удовлетвориться, то есть вытереть бумажками все, что накопилось плохого, грязного, вызывающего беспокойство на душе (а Вера искренне была обеспокоена поведением и успеваемостью учащихся), не удавалось, то она испытывала фрустрации, что, в итоге, еще больше усиливало у нее тревогу.

Другим источником невротизации для Веры было то, что она принимала участие в принятии административных решений об участи учащихся — об отчислениях, выговорах, порицаниях et caetera. Тут она могла вполне удовлетворять свои садистические импульсы, но поскольку она считала себя, да и в действительности была, женщиной скорее доброй и справедливой, то ей приходилась прибегать к рационализациям, о которых я уже говорил — наказываем мы кого-либо для его же блага, вырастет — спасибо скажет — но в душе у нее постоянно оставались какие-то сомнения, неуверенность в том, что это действительно так. Поэтому она пребывала перманентно в некоем раздрае, неустойчивости, внутреннем конфликте. В результате все эти невротические бессознательные внутрипсихические конфликты разрешались в соматической симптоматике — когда давление внутрипсихических конфликтов становилось непереносимым, у Веры подскакивало давление кровяное.

Надеюсь, если описываемое лицо, прочтя этот фрагмент, все же себя узнает — спасибо скажет, может быть, это описание послужит толчком к тому, чтобы попробовать что-либо в себе и в своей жизни изменить.

Об анально-садистическом типе педагога можно писать бесконечно много — это один из самых распространенных типов. В качестве его довольно подробного описания в художественной литературе могу предложить роман Федора Сологуба «Мелкий бес» — правда, главный герой романа, учитель Передонов, кончает уж совсем плохо — у него развивается параноидная форма шизофрении, в жизни, как правило, до этого не доходит (кстати, автор романа сам работал в молодости учителем гимназии и, как говорят некоторые его биографы, страдал садомазохистским комплексом, связанным с регулярными и жестокими телесными наказаниями в детстве). Вообще, в прикладном психоанализе бытует общее мнение, что все педагоги — учителя, воспитатели, преподаватели вузов — в большей или меньшей степени сублимируют садистические импульсы. Важно то, насколько педагог отдает себе отчет в своих наклонностях, насколько он их способен контролировать и насколько зрелой личностью он является. Но оставим мрачных педагогов-садистов и перейдем к описанию более милого орального типа.

Оральный учитель.

Оральный тип характера, напомню, зарождается из неразрешенных проблем оральной фазы психосексуального развития. Это первая фаза начинается с рождения, продолжается около года и характеризуется активностью оральной зоны, то есть области рта и вокруг рта. Младенец получает удовольствие от сосания, даже если это сосание и не связано непосредственно с вкушением пищи. Ребенок сосет материнскую грудь, соску-пустышку, палец, угол подушки или одеяла. Выделяют две подфазы — орально-каннибалистическую и орально-садистическую. Здесь я хочу сделать отступление о том, что в психоаналитической традиции принято различным феноменам давать милые названия, заимствованные из психиатрии, патопсихологии, сексологии и сексопатологии, даже если речь идет о нормальном развитии невинного младенца. Традицию эту заложил еще Фрейд, и она, вероятно, сыграла немалую роль в том, что на заре психоанализа, он, психоанализ (как, впрочем, и сам Фрейд), стяжал себе скандальную славу. Но традиция есть традиция, она не нами установлена, и не нам ее менять. Так вот, каннибалистической подфазу называют потому, что младенец испытывает фантазии съесть, проглотить любимый объект, то есть материнскую грудь или целиком всю мать для того, чтобы быть к ней ближе или, вернее, чтобы объект стал ближе к нему. Этими фантазиями ребенок защищается от сепарационной тревоги — тревоги, связанной с ситуацией сепарации, — отделением от значимого любимого объекта.

Садистической подфаза становится, когда у младенца начинают резаться зубки и он получает удовольствие от того, что кусается. Проявление фиксации либидо на оральной фазе, или, иначе говоря, оральной фиксации, можно часто обнаружить и в зрелом возрасте. Многие имеют привычку грызть ногти, сосать или покусывать карандаш, курить, получать удовольствие от поцелуев, а иногда, кстати, и от орального секса. В начале оральной фазы ребенок еще не вполне отделяет себя от окружающего мира, постепенно дифференциация происходит, но говорить об отщеплении Эго от Ид еще преждевременно. Вероятно, можно говорить о формировании Эго, когда начинает формироваться речь, то есть, к концу оральной фазы и к началу анальной, хотя в теории объектных отношений предполагается, что в зачаточном состоянии Эго существует буквально с первых дней жизни, правда, оно еще очень незрело.

Итак, оральный характер связан с фиксацией на оральной фазе психосексуального развития. Речь идет о людях, которые склонны «присасываться» к жизни, бессознательно упорствовать в желании получать, не прилагая к этому больших собственных усилий. Они могут добиваться своего криком, слезами, как это делают грудные младенцы, или в более «взрослом» варианте — уговорами, убалтыванием, заговариванием собеседника. В споре такие люди используют не логику, не рациональные аргументы, но эмоциональный напор, неиссякающий поток слов, часто довольно бессодержательный. Они желают, чтобы их любили, но сами любить, как правило, неспособны. Они склонны получать удовольствия посредством оральной области: от курения, выпивки, еды. Часто они злоупотребляют едой или выпивкой, попадают в зависимость от них, как маленький ребенок зависит от матери. В «облагороженном» виде эти тенденции могут проявляться в ненасытном стремлении к «духовной пище» — человек не живет, не творит, а только поглощает культуру, питается ею, бесконечно пережевывает духовную жвачку.

Если говорить об оральном типе педагога, то этот тип, конечно, куда менее деструктивен, чем анально-садистический. Основная потребность орального педагога — орать, извините за каламбур. Это, конечно, шутка, хотя орущий педагог, особенно школьный учитель, к сожалению, тоже не редкость. На самом деле педагогу такого типа надо постоянно раздражать область рта. Поэтому он очень говорлив, любит лекционный тип занятий. При этом оральный педагог обычно доброжелателен, незлобив. Оральный садизм может проявляться косвенно, например, когда педагог не может вовремя закончить урок, а продолжает говорить, говорить, говорить, уже и звонок на следующий урок прозвенел, а ему все никак не остановиться. Он мучает аудиторию, заговаривая ее, так же как младенец мучает мать криком, не отпуская ее от себя ни на шаг и требуя постоянного присутствия и внимания. В такой ситуации отражается и страх расстаться с объектом любви, точнее, объектом, от которого можно получать любовь — учениками, отражается сепарационная тревога инфантильного возраста.

Фаллический учитель.

Следующий тип преподавателя связан с фаллическим характером, от греческого фаллос — эрегированный мужской половой орган и одновременно символ мужского доминирования. Напомню, что фаллический характер формируется в результате фиксаций и задержек на фаллической фазе психосексуального развития. Эта фаза продолжается с двух-трех до пяти-шести лет и называется фаллической, с очевидностью, потому, что либидо, психическая энергия, во время течения этой фазы вкладывается, катектируется в генитальную область — область половых органов. Внимание ребенка поглощено не только своим пенисом или его отсутствием (у девочек), но также идеей потенции, мужественности и, вообще, силы и мощи как проявлением мужских свойств, в противоположность женским слабости, мягкости и уступчивости. Ребенка интересуют половые различия между мужчинами и женщинами.

Фаллическую фазу во второй половине иногда называют эдипальной, так как она характеризуется, согласно классической теории, развитием эдипова комплекса. Напомню, что эдипов комплекс включает в себя группу в значительной степени бессознательных идей и чувств, объединяющихся желанием обладать родителем противоположного пола и устранить родителя своего пола, концентрирующихся вокруг соперничества с родителем своего пола. Первоначально малолетний мальчик, маленький Эдип, испытывает любовь к матери как к желаемому объекту и к отцу как к объекту восхищения, на которого он бы хотел походить, идентифицироваться, отождествиться с ним. Постепенно любовь к матери вызывает желание устранить отца, занять его место. Возникает конфликт амбивалентности — мальчик одновременно и восхищается отцом, и жаждет его устранения. Эго мальчика пытается разрешить этот конфликт. Кроме того, соперничество с большим и сильным отцом, конечно, опасно для маленького пятилетнего мальчика, и он психологически защищается от этой опасности тем, что интроецирует образ отца — создает в своем Эго психическое представление, которое берет на себя функции внешнего объекта, отца. Таким образом отношения с объектом «вовне» заменяются отношениями с воображаемым объектом «внутри себя». Процесс интроективной идентификации приводит к разрешению эдипова комплекса и образованию в Эго психического представления отцовской фигуры — Супер-Эго. В классическом психоанализе описывается как позитивный эдипов комплекс, так и негативный, суть которого состоит в том, что ребенок испытывает либидное влечение к родителю или родительской фигуре своего пола и, соответственно, враждебность и соперничество по отношению к родителю противоположного пола. Негативный комплекс Эдипа присущ всем нормально развивающимся детям, но нарушение баланса между позитивными и негативными эдипальными переживаниями может быть причиной гомосексуальной ориентации субъекта уже во взрослой жизни.

Эдипально-фаллический тип педагога базируется на основных проблемах, решаемых в фаллическом возрасте — проблемах любви и соперничества. Фаллический учитель воспринимает учащихся, в зависимости или вне зависимости от их пола, как соперников. Если он испытывает реакцию комплементарного контрпереноса, то идентифицируется с внешними «плохими» и «хорошими» инфантильными объектами учащихся и чувствует себя как родитель, которому ребенок «наступает на пятки». Здесь может присутствовать и желание поставить на место, показать, кто старше, сильнее и умнее, и, одновременно, гордость их успехами. Если говорить о гордости успехами, то довольно распространена ситуация, особенно в школе, когда учитель буквально насилует своих учеников, заставляя принимать участие и занимать призовые места в олимпиадах по различным предметам, конкурсах, соревнованиях, и часто это происходит во вред обучению.

Это похоже на то, как некоторые родители самореализуются за счет своих детей, хотят, чтобы дети достигли того, чего им самим достичь не удалось, теша таким образом свое тщеславие. Тогда родитель таскает своего ребенка на курсы японского языка, на фигурное катание, на теннис, на карате, в музыкальную школу, в школу бальных танцев, пока ребенку все это окончательно не опротивеет и он не уйдет на улицу.

Если соперничество со стороны учащихся воспринимается учителем слишком остро, то это может привести к тому, что учитель начинает, так сказать, «чморить» их — ставить на место, унижать. Хотя внешне это может походить на анальный садизм, однако, разница состоит в том, что садист получает удовольствие от мучений жертвы, от того, что контролирует ее, а эдипально-фаллический учитель — оттого, что самоутверждается, укрепляет свое Эго за счет «ненавистных соперников».

Надо сразу заметить, что в чистом виде описанные типы в природе почти не встречаются. Обычно у педагога можно выявить черты, присущие разным типам, но, как правило, какие-то тенденции все же преобладают.